Он подошел к дому Гуна, где сейчас обитал Пиппин. К его удивлению, дверь была распахнута настежь. Фатти вошел внутрь.

Из ближайшей комнаты послышался мужской голос. Фатти замер на месте. Гун! Стало быть, он вернулся? И теперь возьмет на себя ведение дела? Черт бы его побрал!

Фатти стоял, соображая, как поступить дальше. В присутствии Гуна он не станет ни в чем признаваться Пиппину. Это было бы слишком глупо. Гуну может прийти в голову донести обо всем инспектору Дженксу. Инспектор, конечно, большой друг их пятерки; однако в глубине души Фатти чувствовал, что он вряд ли одобрит небольшую шутку, которую ребята сыграли с простодушным Пиппином.

Гун явно был сильно разгневан и за что-то немилосердно распекал бедного Пиппина. Фатти не мог не слышать его громких, визгливых криков. Он стоял, не решаясь ни войти в комнату, ни убраться подобру-поздорову.

– Почему вы не послали за мной, когда увидали этих проходимцев в саду под кустом? Почему не сообщили о порванной записке? Разве я не предупреждал, чтобы вы немедленно дали знать, если произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее! Болван! Дубина стоеросовая! Надо же было мне уехать и оставить вместо себя недотепу, у которого даже не хватило ума послать за старшим по званию, когда произошло уголовное преступление!

Фатти уже хотел незаметно удалиться. Бастер, однако, принял другое решение. Аф! Разве не голос его старинного недруга доносится из комнаты? С радостным лаем Бастер в мгновение ока открыл своим черным носом дверь и вбежал в гостиную.

ГУН, ПИППИН И ФАТТИ

Оттуда тотчас послышался вопль.

– Опять этот пес! – кричал Гун. – Откуда он взялся? Ступай прочь, слышишь! Ах, ты норовишь укусить меня, дрянь!

Фатти бросился в комнату, испугавшись, что Гун ударит собаку. Пиппин стоял у окна с удрученным видом. Гун спиной к камину отбивался от Бастера ногами, а тот весело прыгал, норовя схватить его за брючину.

– А, и ты здесь? – заорал он еще громче, увидев Фатти. – Снова натравливаешь на меня свою псину? Возиться с этим болваном, с твоей поганой собакой, чтоб ей сдохнуть, да еще и с тобой! Нет, от этого всего, честное слово, можно или свихнуться, или подать в отставку!

С этими словами он схватил кочергу и, к ужасу Фатти, со всего размаху вытянул Бастера по спине. Бастер взвыл от боли. В два прыжка пересекши гостиную, Фатти вырвал кочергу из рук полицейского. Мальчик был белый от ярости.

– Видели? – Гун повернулся к Пиппину, тоже слегка побледневшему. – Видели? Вы свидетель, запомните! На ваших глазах этот мальчишка натравил на меня пса, а когда я защищался, на что имею полное право, он на меня напал. Вы свидетель, Пиппин! Сию секунду изложите на бумаге, как все это происходило. Долго я охотился за этим вредоносным типом и его собакой, и вот, наконец, они у меня в руках. Вы ведь все прекрасно видели, не так ли, Пиппин?

Фатти стоял, держа Бастера на руках. Он не верил своим ушам. Он знал, что Гун глуп, невежествен и способен на жестокие поступки. Но никогда прежде натура полицейского не раскрывалась перед ним с такой полнотой.

Пиппин молчал. Он по-прежнему не отходил от окна – испуганный, ошеломленный. В течение получаса Гун буквально орал на него, обвиняя во всех смертных грехах и обзывая Бог знает какими словами. И вот теперь ему предлагается вытащить из кармана блокнот и преспокойно настрочить кучу всяких лживых измышлений про эту симпатичную собаку и ее хозяина.

– Пиппин! Будьте любезны сейчас же сесть и написать все, что я вам велел! – бушевал Гун. – Я уничтожу этого пса! Я посажу этого мальчишку на скамью подсудимых! Я...

Бастер зарычал с такой ненавистью, что Гун смолк.

– А теперь послушайте меня, – сказал Фатти. – Если вы собираетесь выполнить все ваши угрозы, то я, пожалуй, позволю Бастеру хорошенько потрепать вас, Гун. В конце концов, семь бед – один ответ. Он вас не кусал, и вам это отлично известно. Однако если вы собираетесь сказать, что укусил – что ж, тогда он и вправду превосходно может это сделать.

И Фатти притворился, будто собирается спустить на пол лающего и рвущегося из рук Бастера. Гун мгновенно остыл и даже попытался взять себя в руки. Потом надменно произнес, обращаясь к Пиппину:

– Я же вам сказал, что надо писать. Чего вы ждете? Пошевеливайтесь! Стоите, как бревно...

– Я не напишу ничего, кроме правды, – неожиданно заговорил Пиппин. – Вы изо всей силы ни за что ни про что ударили собаку кочергой по спине. Да так, что могли ее искалечить. Я не одобряю вашего поведения. Да, не одобряю, пусть вы и офицер полиции. Я люблю собак, и на меня лично они никогда не бросаются. Этот мальчик всего-навсего отнял у вас кочергу, чтобы вы снова не ударили собаку. И поступил абсолютно правильно. Следующим ударом вы могли убить его пса. И каково бы вам тогда было? Вы попали бы в очень скверное положение, мистер Гун!

Мертвая тишина повисла в комнате после этой блестящей речи. Даже Бастер затих. Все были поражены: никто не ждал такого монолога от смирного и уравновешенного Пиппина. Сам Пиппин, быть может, был поражен больше всех. Гун буквально онемел. Побледнев, широко раскрыв рот и выпучив глаза даже больше обычного, он не мигая смотрел на Пиппина. Фатти был тронут: добрый, славный старина Пиппин...

Наконец Гун пришел в себя. Физиономия его обрела прежний кирпичный оттенок. Он подступил к Пиппину и толстым, довольно грязным пальцем потряс у него перед носом.

– Вы у меня это попомните! Я вернулся, я теперь главный в Питерсвуде. Под свой надзор я возьму и это новое дело, вы к нему больше не притронетесь. Не притронетесь, ясно? Если вы надеялись заработать на нем похвалу инспектора, можете надеяться дальше. Я напишу на вас убийственный рапорт и сообщу о вашем поведении – о том, как вы пытались присвоить себе дело об ограблении, чтобы одному снять все сливки. А мне не сообщили ни слова! Гах!

Пиппин молчал, но глаза у него были совсем несчастные. Фатти стало его откровенно жаль. Гун наслаждался, унижая Пиппина на глазах у мальчика. Это давало ему ощущение собственной силы, которое он так любил.

– Немедленно передайте мне улики, все до единой, – потребовал Гун. – Фредерик Троттевилл-младший, вам, наверное, хотелось бы узнать, что это за улики, не правда ли? А вы не узнаете! Никогда не узнаете!

Пиппин передал мистеру Гуну все фальшивые «ключи», разложенные Фатти на веранде. «Ключи» хранились в конвертах и бумажных пакетиках, Так что видеть их Фатти не мог, но зато он все про них знал. Разумеется, о «ключах» можно было бы дать Гуну очень интересную информацию... Он усмехнулся про себя. Ни за что! Пусть Гун над ними попыхтит. Не много они откроют. Так ему и надо – за то, что по-скотски вел себя с Пиппином.

– Видишь, что бывает с теми, кто идет против меня – вместо того, чтобы быть со мной заодно? – Гун злорадно поглядел на Фатти и прищурился. – Я его на пушечный выстрел не допущу к новому делу; и вас, щенков, тоже! Я сам все разведаю, сам со всем справлюсь. Пиппин, в течение двух недель можете выполнять мою текущую работу. Но не вздумайте совать нос еще куда-нибудь! Я не нуждаюсь в помощи. Да и чем вы, безмозглый тупица, способны помочь специалисту моего ранга?! Ваши идиотские соображения я и выслушивать не стану.

Он спрятал «улики» и тщательно запер ящик.

– Я иду лично побеседовать с директором театра. Ах, да, вы с ним уже виделись, мистер умник, я знаю. Но мне совершенно безразлично, что там вы из него вытянули. Ничего стоящего разузнать вы просто не могли. Где вам! Ладно, приступайте к переписке документов. Я отметил галочкой, откуда начинать. И запомните: я не забуду, как вы не подчинились моему приказу в связи с действиями этой богомерзкой собаки. Да-да, имело место самое настоящее неповиновение старшему по званию. Вы отказались выполнить свой служебный долг. Гах!

Мистер Гун удалился, сохраняя величественный вид и высокомерное выражение лица. Тяжело ступая, главный страж порядка в Питерсвуде протопал по дорожке к воротам и, выйдя, с силой их захлопнул. Фатти спустил Бастера на пол. Тот подбежал к Пиппину и, тихонько поскуливая, стал дружелюбно трогать лапой его ногу.